С.  Мосякин. ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Заканчивался апрель. Четвертый день мы воевали в учебном центре. Рота вернулась с тактики. Тактика была и накануне. Теперь наконец можно было просушить сапоги, посидеть после обеда в тепле, вздремнуть на чистке оружия и затариться Хмурым жоржем на вечер. Так и было сделано. После отбоя традиционно выступили по тушенке, сгущенке, булочкам и кефиру. Через час войско, составив пустые консервные банки в тумбочки, успокоилось. Я заснул.

Меня разбудил включенный свет и привычная команда:

- Рота, подъем!

- Пошел вон, козел!

- Ты, придурок, на часы посмотри!

- Стрелки на часах показывали половину двенадцатого.

- Что кому непонятно? Была команда «Подъем»! - это уже завыл Толстый.

Нас подняли, сначала построили, потом посадили на табуреты. Сидели десять минут, двадцать, час. Кто-то материл службу, отцов-начальников, другие спали сидя. Я пытался делать последнее. Офицеры бубнели о чем-то в канцелярии, но к нам не выходили.

- Рота, встать!

Команда привела меня в чувство. «Слава богу, снялись с ручника, решили глобальные проблемы, теперь можно и проспать», - думал я. Насчет поспать я ошибся. Рота надела шинели и снова построилась. Никто ничего не сообщал.

Мы просто стояли. Стояли, и все. Появился командир батальона. На лице у него было написано что-то нехорошее. От него мы узнали, в чем дело. В первой роте пропал пистолет. Все говорило о том, что он был украден кем-то из своих. Еще комбат объявил, что батальон будет искать оружие до тех пор, пока оно не будет найдено…

Курс вышел в поле, растянулся в одну шеренгу. И мы  пошли. Точнее, поползли.

Мы ползли вперед, перерывая и просеивая каждый сантиметр грунта. Снег еще не сошел, под ним толстым слоем лежала прошлогодняя листва. Батальон рыхлил ногами и руками землю и разбрасывал по cнегу прощупанные горсти листьев. Это продолжалось до семи утра. За четыре часа поисков преодолели не больше двух километров. Столовая показалась долгожданным раем. Каждый выходил оттуда с надеждой на то, что нам дадут отдохнуть. Отдых пришлось совместить с надеванием шинелей. И батальон продолжал прочесывать территорию учебного центра. После обеда приехал шеф. Он пообещал часы с гравировкой за информацию пистолете. И мы снова бродили цепью и перетряхивали грунт. Во время ужина ставки возросли. Теперь за информацию предлагали часы и пять суток к отпуску. Информации не было, пистолета тоже. Курс прочесывал местность всю ночь. Утром приехали особисты. Они о чем-то разговаривали с первой ротой, а мы в это время продолжали просеивать снег с песком. После завтрака никто уже ничего не искал. Три с лишним сотни человек бродили на автопилоте по лесу, падали, теряя равновесие, вставали, снова шли и снова падали.

За пять минут до обеда роту завели в казарму. Не снимая шинели, я сел на табурет и задремал. Процен и Васька поползли к заныканным консервам. Ждать вечера было бессмысленно, и они принялись трескать тушенку, сидя на кроватях. Мало кто обратил на это внимание. Зато они заметили Зденека. Он сидел с открытым ртом, откинувшись на спинку койки. Процен решил поделиться и положил ему в рот спичку. Тот стал жевать ее.

- О-о-о, секи! У нас термит завелся! - показывал Процен Ваське, а сам наворачивал тушенку. - Дай ему еще!

Васька достал коробок

- Процен, он ее и правда жрет!

- Он ее глотает! Тащи! Тащи назад! - заорал Процен. - Тащи, а то подавится! Обжора!

Зденек проснулся от того, что чьи-то пальцы ковырялись у него в зубах. Прямо над ним висел Васька и норовил вырвать то, что он собирался съесть. В Зденеке проснулось животное, и он сомкнул зубы.

- А-а-а-а! - завопил Васька. Всем было весело, особенно Процену, который под шумок в одиночку слупил банку консервов. У Васьки из прокушенного пальца сочилась кровь. Он матерился.

На построении веселье исчезло. Никто не сомневался в том, что нас снова отправят трусить землю. Случилось же по-другому. Роту рассадили в казарме. До ужина мы сидели без дела, заснув в разных позах. Офицеры не появлялись, сержанты спали вместе с нами. В это время особисты брали измором первую роту. Сто человек одели в шинели. Перед отправкой на прочесывание им предложили анонимное анкетирование. Рота промолчала: у нее не было выбора. В одной из записок кто-то накорябал: «Т». Роту построили опять и попросили еще раз дать информацию, поподробнее, а не запутывать расследование. Снова в одной из записок были загадочные буквы: «В т. под п.». Бумагу раздали в третий раз, и тогда на одном из листков пришла надпись: «Под писсуаром». Командир роты побежал в туалет. Писсуар представлял собой металлический желоб на бетонном основании. Капитан оторвал кусок жести, забрызгав себя желтой водицей, и увидел его. Пистолет в целлофановом пакетике лежал в застывшей луже. Ротный вырвал пистолет изо льда и унес, держа двумя пальцами.

После ужина нас положили спать. Никаких разбирательств не последовало. Ходили слухи, что вора все-таки вычислили, раздавая во время анкетирования меченые листки. Сначала якобы листочки метили для каждого взвода, потом, в засветившемся взводе, для каждого отделения. Вычислили группу в восемь человек. В третий раз меченные листочки выдали только им. Так что ошибки быть не могло. Но это были слухи. Потом не было ни уголовного дела, ни скандала с отчислением. С того дня я знал, с чего начну, если в моей роте пропадет оружие.