С.  Мосякин. ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Нас опять забросили в учебный центр. Марш вымотал больше обычного. Коля придумал нововведение. Батальону сшили одинаковые брезентовые мешочки. С песком они весили по шесть килограммов. Перед маршем комбат учинил строевой смотр, повзвешивал мешки на выбор, и мы отправились по обычному маршруту. Песок имитировал наличие боекомплекта и был некстати. Мы и так таскали банки с консервами. А тут еще эта дрянь. Из-за нее в вещмешке не хватало места для сала и сгущенки.

Короче говоря, марш достал. Зато в этот раз случилась сенсация: с ротой пошел старшина. Два с половиной года после каждого марша мы доканывали его посылающими воплями, и он решился. Правда, Толстый не тащил на себе АЗК, песок, тушенку, но по лицу его было видно: человек проникся.

Вечером Толстый вел себя прилично. А работы у него было еще много. Пришла машина, забитая ротным имуществом. Ее надо было разгружать. Старшина вяло руководил процессом, мысли его были где-то далеко. Сегодня ему открылись новые прелести службы…

В понедельник намечалось РТУ с боевой стрельбой. РТУ - это когда старшина ругает тех, кому не хватило валенок, а потом рота бежит, разомкнувшись в цепь, и бросается гранатами. В воскресенье нас стали утеплять и вывалили в кладовой тюки комплектов ватной одежки. Пока до четвертого взвода дошла очередь, в кладовке осталась одна мелочь, и притом дрянь. Бушлаты на мне были похожи на футболки, а ватные штаны - на шорты. Вместо сорок пятого размера валенок каптеры настойчиво предлагали сороковой. Раздетыми оказались длинные и в пятом взводе.

Роту одели, построили и отправили расчищать от снега мишени для предстоящего занятия. Длинным повезло. Нас оставили в казарме и повели по ротам: одевать. Но на завтра во всем батальоне были запланированы занятия в поле. Выручили нас лишь отчасти. Я так и остался: без обуви.

На утро термометр показывал минус тридцать шесть. Нас, голых пупсиков, набралось двенадцать человек. Вот маскхалатов хватило всем. Я ждал. Ждал, пока командиры заметят, что некоторые их подчиненные до сих пор без валенок. Но этого как будто никто не видел. В маскхалатах сапоги на ногах перестали бросаться в глаза. Такое случалось и раньше, и тогда на занятиях приходилось не учиться, а бороться с холодом. Но тридцать шесть градусов - это было слишком. Между тем рота построилась в казарме. Через минуту-другую надо было получать оружие и на шесть часов по кидать теплые стены. Вдоль строя прохаживался старшина. Он остановился передо мной, уставился в пол и удивил:

- А почему вы без валенок? Вы что, членовредительством решили заняться?

- Его размера нет, - ответил Фиронов. Меня в момент захлестнуло бешеным возмущением и градом из вариантов дерзких ответов: разбег на рубль обернулся ударом на копейку. «Козел», - подумал я. Старшина задумчиво проронил:

- Ах, да… - и скрылся за дверью канцелярии. Через минуту оттуда вылетел ротный. Раздетых вывели из строя. Олег вызвал каптеров. Через пару минут оба каптера со старшиной во главе вприпрыжку поскакали из казармы. Очень быстро они вернулись, волоча связки бушлатов, штанов, валенок. Наконец нас одели. Подбирая мне валенки, мой лучший друг Лиманов скривился и процедил:

- Ну конечно. Яну вон всего хватает. А ты вечно голый. Щелкать меньше надо, понял? Тормоз.

Ян раньше служил с ним в одном полку. Он сидел за спиной Лиманова и улыбался.

Через час взвод лежал в исходном положении. В двадцати метрах сзади Дима Пудров отдавал командирам отделений боевой приказ. Рядом с ними стояли преподаватель с кафедры тактики и радист. Время тянулось медленно.

Руки нестерпимо мерзли в стандартных трехпалых рукавицах. Теплые варежки пришлось оставить в казарме. Они были двупалыми и для стрельбы не годились. В голове была каша из отрывочных мер безопасности, правил стрельбы и перехлестывающего через край желания побыстрее все закончить. Мороз постепенно лишал способности думать и действовать. Дима продолжал трындеть про задачи отделений. Сзади же веяло табачным дымом. Это курил преподаватель - спасательный круг на всякий случай. Холод сковал тело, мне казалось, что я комок обнаженных нервов, выброшенный в жидкий азот.

Шевелилось и дышало только одно желание: услышать команду «Вперед».

И я ее услышал. Взвод встал, пробежал сотню метров и пошел быстрым шагом. Поднялись первые цели.

- Стой! - скомандовал сзади Дима.

Команда «Стой!» означала «Ложись». Я плюхнулся вниз и попал в занесенную снегом яму.

- Отделение! Ориентир первый, вправо двадцать  ближе сто пулеметный расчет. Уничтожить! - орал Заев. Я прицелился в живот фанерного пулеметчика и нажал на спусковой крючок Выстрела не было. Указательный палец не слушался. Он не гнулся. Я надавил на него левой кистью. Автомат  плюнул длинной очередью, пули ушли вниз, взрыв землю фонтанчиками. Я прицелился еще раз, на спуск снова пришлось нажимать двумя руками.

Очередь воткнулась в землю  левее цели.

- В атаку, вперед! - надрывно провопил Заев.

Пулемет отделение не уничтожило. Мы побежали. Поднялись новые цели, их надо было уничтожать на ходу. Впереди маячило две фигуры - группа пехоты. Я закинул ремень автомата через шею на левое плечо, навел ствол в супостатов и двумя руками нажал на спуск.

Очереди отделения рыхлили снег рядом с мишенями, пятачок вокруг фанерок был вспахан вдоль и поперек. Наконец одна фигура упала. Пехота считалась уничтоженной. Мы шли дальше. Ноги вязли в снегу, вытаскивать их приходилось с трудом, от холода это не спасало, а силы таяли.

- Стой! - передали по цепи.

Впереди встали белофанерные*. Я дал очередь, автомат заглох. Пришло время менять магазин. Вместо этого я снял рукавицы и засунул в рот пальцы. Оттаивали они медленно. Из-за бугра появился дощатый танк. Работа была для Нурдина. Первая граната попала в башню. Танк дал задний ход. Нурдин попал в него и вторым выстрелом.

- В атаку, вперед! - хрипел Заев. Мы побежали.

- Приготовить гранаты! - пронеслось по цепи.

Поставив автомат на предохранитель и сняв рукавицы, я достал из сумки гранату. Пальцы прилипали к металлу. Усики предохранительной чеки добросовестно топорщились в стороны. Проволока не слушалась, я цеплял ее снова и снова. Пальцы изодрались в кровь, но боль не чувствовалась. Наконец усики разжались.

- Гранатой!

Я выдернул чеку и замахнулся. «Ну, быстрее, быстрее!» - стучало в висках. Металл мог прилипнуть к коже, и граната при броске повисла бы на кончиках пальцев. О таких случаях я где-то читал. Было страшно.

- И-ах! - раздалось справа.

На правом фланге кто-то хлопал себя по груди и дрыгал ногами. Парень выронил гранату, она вывалилась внутрь маскхалата.

- Твою мать! - выдохнул за спиной Заев. Рота застыла в оцепенении.

Кто-то из преподавателей семимильными шагами бежал к курсанту и орал: «Рви! Рви!»

- Смирно! Замереть всем! - сотряс кто-то воздух сзади. Я замер, держа над головой закоченевшую руку с РГД-5.

      Офицер в какие-то мгновения добежал до места, рванул на курсанте маскхалат. Темный кругляк вывалился из разодранной штанины. Офицер упал на снег. Он лежал на гранате, курсант неуклюже отбегал в сторону. Взрыва не было. Мгновения казались вечными. Каждая следующая секунда обещала, что граната не взорвется. Офицер встал, поднял гранату и замахал руками:

- Порядок! Отбой! Можем продолжать!

- Гранатой! - прошло по цепи, и через пару секунд, - Огонь!

Граната благополучно отцепилась от пальцев. Я встал боком вперед, наклонил вниз голову, прижимая подбородок к груди, и закрыл выставленный вперед бок автоматом. Захлопали взрывы. Они были какие-то тихие, словно ненастоящие.

- Ура-а-а! - завопила рота и ворвалась в окопы «противника». Потом мы пробежали еще немного, и я никак не мог вспомнить, осталось ли на моем пальце колечко. Потеря его означала поиск до победного конца. Не снимая рукавиц, я пытался ощутить кольцо, но руки бьши замерзшими и бесчувственным… Показалась еще одна шеренга из фанерных фигур.

- Израсходовать боеприпасы! Патроны долой! - передавали по цепи. Взвод начал поливать длинными очередями. Я присоединил магазин, прицелился правее и выше цели и, наверное, попал. Снег взрыхлиляя за фанеркой. А может, это было и не мое попадание. Все отделение - восемь человек - палило по двум мишеням. Откуда-то выпрыгнул заяц. Он бежал, ошарашенный стрельбой, поперек очередей. Взяв упреждение на бег, я выстрелил. Первые несколько пуль легли совсем рядом, потом автомат повело. Я изо всех сил пытался удержать ствол, но он дрожал, уводил очередь все больше в сторону и наконец заглох. Магазин был пуст. Заяц убежал.

Все закончилось. Оружие проверяли на разряженность. Фиронов двигался вдоль строя, собирая кольца от гранат. Колечка на моем среднем пальце не было. Его вообще не было. Я живо представил себе, как вытянется сейчас физиономия и выпучатся глаза замкомвзвода. В таких случаях у него всегда получалась смешная морда. Но мне было не смешно. Он приближался. Воображение уже рисовало простейшие военные ужасы: безнадежные поиски чеки на морозе в составе взвода и презрение товарищей. Я уронил рукавицу, из нее что-то выпало. И это было злосчастное кольцо. Я с радостью вдавил его в ладонь Фиронову.

Назад мы бежали, хотя команду «Бегом!» никто не давал. Только так можно было ощутить хотя бы иллюзию тепла.

Я слегка подморозил нос, но это была ерунда. В роте каждый пятый не уберег нос или щеки. Настоящих обморожений не было. После обеда неудержимо поклонило в сон. До ужина чистили оружие. Я никогда не ждал отбоя так, как в тот вечер. Засыпая, я думал о том, что мне повезло. Не пришлось бегать по полю в теплых сапогах или оставаться в казарме, приобретя форму шара. Но самым везучим был сегодня Сашка Чехлов. Он уронил гранату в рукав, так и не выдернув замерзшими пальцами чеку. Уснул я быстро…