С.  Мосякин. ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ

Несколько дней в роте царило абсолютное затишье. Оно сменилось большими неприятностями.

Я залетел командиру pоты. А случилось все из-за образцового внешнего вида. Этот чертов образцовый внешний вид всегда должен был быть. Самыми необразцовыми постоянно оказывались сапоги. Они были в пыли, если было сухо, или в грязи, если прошел дождь. Поэтому начальники любили задавать вопрос:

- А почему у вас сапоги грязные?

Спрашивали об этом все: командиры отделений, замкомвзвода, взводные, командиры рот и сам командир батальона. Как только ты входил в роту с полевых занятий, тебя сразу огорошивали:

- Товарищ курсант, вас что, не учили обувь чистить?

С грязными сапогами приходилось бороться. Перед входом в казарму курсанты старательно обтряхивали сапоги специальными метелочками или мыли их в лужах. Старшина регулярно выдавал гуталин. А командиры рот после каждой курсантской получки устраивали строевые смотры с сапожными щетками и банками крема.

Сапожная щетка и гуталин каждого курсанта должны были храниться в тумбочке. Щетки из тумбочек регулярно пропадали, поэтому их подписывали. Не подписывали банки с кремом, и они пропадали чаще. Если у кого-то на смотре не оказывалось щетки или крема, или их не было в тумбочке при проверке порядка, такого курсанта наказывали.

Но я попался на другом. В тот день мы поздно вернулись с занятий. Рота строилась на обед. Старшина дал взводу три минуты, чтобы почистить обувь и вымыть руки. На третий этаж пришлось бежать, наступая друг другу на ноги. В умывальнике за щетками выстроилась очередь. Я плюнул на запреты и побежал в спальное помещение. Там огляделся, прислушался, достал из ближайшей тумбочки щетку, присел между кроватями и стал чистить сапоги. На лакированный паркет летели черные брызги. За это у нас объявляли взыскания. За неопрятный внешний вид тоже. А за опоздание в строй вообще.

- Тааищ ксант! - услышал я за спиной.

Я обернулся, передо мной стоял Майер. Как он оказался здесь - это было загадкой. Потом я не раз еще удивлялся его кошачьей походке и способности передвигаться практически бесшумно. Сейчас Майер показывал мне оттопыренные указательный и средний пальцы правой руки.

- Сколько нагядов, тааищ ксант? - улыбнулся он.

- Два.

Ротный расхохотался и с трудом выговорил:

- Не... Нет.. .Пять.

- Есть пять нарядов.

Майер, продолжая смеяться, махнул рукой в сторону коридора:

- Иди.. .Идите.

Со следующего дня я был на орбите и за недешо успел отходить три наряда. Но и рота на неделе бедствовала.

В субботу замполит батальона выдал в каждую роту по вымпелу с золотой бахромой. На бархате было вышито: "За лучший внутренний порядок". И взводам приказали соревноваться. По утрам комиссия во главе с ротным проверяла заправку постелей: равнение табуретов, подушек и содержимое тумбочек. Каждому взводу ставили оценку в экран соцсоревнования. Худший взвод после обеда в течение часа тренировался в заправке и выравнивании. Но так было только два дня. В среду рота получила двойку от комбата и была названа худшей в батальоне. Наверное, от комбата Майеру пришлось узнать о себе много интересного.

После обеда построились в расположении.

Вышел ротный.

- Ота! - сказал он.

Майер вообще говорил не очень разборчиво. Ходили слухи, что он получил контузию в Афганистане. А когда он злился или нервничал, понять его было невозможно. 

- Тааищи ксанты!

Дальше последовал неразборчивый монолог, в котором было что-то про медленныIй утренний подъем, грязные котелки в вещевых мешках, плохую заправку кроватей и про то, что рота крайне долго поднимается на третий этаж.

Майер разозлился не на шутку. Так он еще никогда не говорил. Напряжение нарастало, вот-вот должна была наступить развязка. И Майер неожиданно отчетливо выпалил:

- Даю минуту. Вемя пошло!

Сержанты промешкали, и рота бросилась в разныe стороны. Кто выполнял команду "Отбой", кто ринулся вниз по лестнице, чтобы построиться на улице. Несколько человек полезли в шкафы и стали вытряхивать из вещмешков котелки. Хаос продолжался несколько минут, потом все стихло. Треть роты убежала на улицу, треть лежала в кроватях, а еще треть построилась с котелками.

- Ота! - сказал Майер. - Постоение здесь в две шеенги чеез две минуты. Фома одежды номер четые. Вемя пошло! Когда рота построилась, он успокоился и заговорил внятно. После этого мы два часа заправляли кровати и выравнивали их по ниточке.

На следующий день комбат снова проверил порядок и остался недоволен. Майер был злым, но на этот раз, когда собрался командовать, поставил рядом с собой ротного писаря. Рома отвисал в канцелярии денно и нощно и хорошо понимал командира роты. После привычного "Ота!" Майер говорил короткими аэрозольными фразами, а Рома переводил. Это закончилось заправкой кроватей.

Тренировaлись в заправке и в пятницy, и в субботу, и в воскресенье. В понедельник комбат наконец поставил за порядок тройку. А вымпел был вручен взводу Братка. Красный флажок вызывающе стоял на тумбочке заместителя командира первого взвода. Браток ходил по роте и постоянно вызывал старшину. Он водил Толстого между рядами кроватей в расположении других взводов и учил его:

- Работать надо, сержант! У тебя, нафикеемать, только в одном взводе есть порядок, а в других всегда насрано ! Ты что, Браток, а?

До пятницы я отстоял еще два наряда. Худший из взводов цо порядку все эти дни по-прежнему кувыркался после обеда, заправляя и расправляя постели. Один раз это был мой взвод и один раз, в четверг, взвод Братка. Его взвод летал еще и вечером, после ужина. Браток очень не хотел терять вымпел. Но в пятницу ротный передал флажок второму взводу. Поэтому летали вечером братковские хлопцы. Сам он носился по расположению и тараторил:

- Дежурный по роте, ко мне! Ну где этот толстый старшина? Я научу его Родину любить! Я не вижу  порядка в пресловутом втором взводе! Старшина, обеспечьте мне порядок! Не позорьте это красное полотнище! Нафикеемать, вы что, это же святое!

За этим занятием его застал командир батальона. В понедельник это сыграло свою роковую роль.

После обеда рота построилась в казарме, включая офицеров. Это случалось редко. Происходящее говорило о важности момента. Браток доложил Майеру о наличии личного состава.

- Ота! - сказал Майер, - С завтрашнего дня я убываю в очеедной отпуск. Во вемя моего отпуска командовать отой будет капитан Глотов. Пошу любить и жаловать.

- До свидания, товаищи кусанты!

- До свидания, товарищ капитан!

Майер вышел из роты с дипломатом.

Вечером на построении появился командир батальона. Офицеры кучковались в стороне, собираясь разойтись по домам.

- Командир роты, ко мне! - придумал комбат.

Офицеры застыли. Глотов мешкал. Комбат наверняка собирался чем-то озадачить, да еще ведь был понедельник, можно было зависнуть в роте вместо Майера до отбоя.

Тем более что Майер сегодня еще не был официально в отпуске, да и первым взводом командовал Браток.

- Кто остался за командира роты? - комбат начинал звереть.

Браток то ли прочитал мысли Глотова, то ли решил приколоться и громко доложил:

- Лейтенант Порошин!

Комбат удивленно поднял брови, но довольно безразлично отреагировал:

- Ко мне!

Он отвел Порошина в сторону и что-то втолковывал ему, оживленно жестикулируя. Через пару  минут они пожали друг другу руки, и комбат направился в сторону КПП. Порошин с ехидной улыбкой подошел к офицерам:

- Командир я, да?

- Давай, Юра, стажируйся, - Глотов не выдержал и захохотал.

- Ну ты понимаешь, браток, всем сейчас тяжело, - сладко щурился Гласов.

- Ладно. Раз я командир роты, то сегодня отбой контролирует капитан Глотов, а подъем завтра - вместо меня - стат нат Гласов. Привет всем. Ля-ля ля, ха-ха-ха!

И поскакал через плац на одной ножке.

- Вот козел! - выдавил Глотов.

- Постой, браток! - протянул вслед руку Гласов.

Но Юра был далеко. Глотов и Браток пошушукались и тоже отправились по домам. Командир батальона заявился на вечернию поверку. Он зашел в канцелярию, там на месте ротного сидел писарь Рома.

- Товарищ сержант, - прервал комбат поверку, - Ответственный в роте?

Старшина помедлил, выстраивая логическую цепочку, и ответил:

- Капитан Глотов.

Комбат молча удалился. Утром на разводе он еще раз представил нам командира роты:

- Во время отпуска капитана Майера обязанности командира роты будет исполнять старший лейтенант Гласов.

Это было как-то неправильно и не очень по-военному. Даже мы, прослужившие несколько месяцев, чувствовали здесь подводные течения. Но кухня службы офицеров оставалась для нас закрытой. Ясно было одно: Глотов впал в немилость, а Браток рубанулся. Непонятно было вот   что: как старший лейтенант, пусть даже командир первого взвода, будет командовать капитаном.

Но у Братка на этот счет не возникало никаких сомнений. С самого утра он носился по роте и кричал:

- Нафикеемать! Это какое-то войско польско! Ничего, я наведу здесь порядок!

При этом он смачно, с выдохом, выговаривал букву «п», отчего еще больше брызгал слюной:  

  - Пподождите! Я всех в строй ппоставлю! Ппоразвели здесь капптеров, ппомощников капптеров, нафикеемать! Пблядский абортарий!

В общем, Браток был полон энергии. К вечеру его немного остудили.

Накануне со сборов приехали спортсмены. Спортсмены в армии - это люди, которые надевают форму, когда становятся чемпионами мира и им приходится ехать на прием к министру обороны. Поэтому когда дело касается службы, от спортсменов нет никакого толка, один вред. Но Браток решил устранить этот перекос. Он вызвал старшину и приказал поставить их в наряд по роте.

Залет случился сразу после развода. На место дневального заступил Сережа Ухинский, мастер спорта по стрельбе. Два месяца он ездил по соревнованиям, за это время в училище многое изменилось. Где-то с месяц назад даже появился новый заместитель начальника училища. Надо сказать, у него была странная фамилия: Урюк

В роте раздался телефонный звонок Трубку взял Сережа. Он представился:

- Дневальный по второй роте курсант Ухинский.

- Это Урюк, - раздалось на том конце провода. - Где командир роты?

Сережа положил трубку на стол и засмеялся. Он хохотал, держась за живот и топая ногами. Гласов вышел на хохот из канцелярии:

- Что такое, браток? - заулыбался он.

- Товарищ старший лейтенант, уааа! - продолжал во всю глотку Ухинский, - Вас какой-то урюк спрашивает!

Браток перестал улыбаться и побежал к телефону. Он оттолкнул дневального, схватил трубку, успел вставить:

- Нет, нет, вам послышалось, товарищ полковник! - и начал меняться в лице.

Потом бросил трубку, со словами «жертва аборта» брызнул слюной в Ухинского и побежал в канцелярию. Через секунду он вылетел оттуда, в фуражке, и затопал вниз по лестнице.

- Че это он, а? - пожал плечами Сережа.

Браток пришел через полчаса. Он улыбался. Спустя пять минут дежурным по роте заступил старшина. Ухинский взял коробку лезвий и отправился чистить унитазы. А Браток просидел в канцелярии до вечерней поверки. В нем еще горело желание поработать.

Тот день продолжался для нас долго. На поверке Браток появился перед строем и привычно начал:

- Рота! Нафикеемать, слушайте меня внимательно и не говорите потом, что вы не слышали. ппять минут внимания!

Он решительно ходил перед ротой, разрубал пальцем воздух и смотрел в пол.

- Начинаем инструкторско-методическое занятие ппо выполнению расппорядка дня…

Из строя раздалось:

- Из-за дурака умыться не успеем.

- Что?! Нафикеемать! Оппять! Оппять ппредательство, оппять измена! Вот они, черныe пплоды разгильдяйства! Вот! И все ппочемму? Ппотому что рота до сих ппор не умеет выпполнять расппорядок дня! Ничего... Сейчас я все испправлю. Сейчас. Слушайте все! Ппорядок действий каждого курсанта по команде "Пподъем" следующий! Надо быстро встать, вскочить с кровати. Если вы на втором ярусе, вы должны обязательно пприцелиться и ппрыгнуть на сппину своего товарища. И ппортянки, ппортянки не наматывать. Зачем, нафикеемать? Ппросто сунуть ноги С ппортянками в саппоги. Или нет, не так Наматывать ппортянки тщательно. Тщательно! Чтобы это ппродолжалось пползарядки. А можно еще ппо- другому. . .

Так в течение двух часов Браток рассказывал порядок действий роты в первые пятнадцать минут после подъема. В какой-то момент он пришел в себя, оторвал взгляд от пола и спохватился.

- Ах да, время. Ппоследнее. Еще ппять минут. Дневальный, засекайте! И вдохновенно говорил еще час. Потом он снова взглянул на часы.

- Да, и ппоследнее. Еще ппять минут. Дневальный, засекайте время!

В  третьем часу ночи он закончил, дойдя в своем рассказе до утреннего осмотра. Пошатываясь от усталости, мы разбрелись спать.

На следующий день Браток продолжил ИМ3. Остановился он в два часа ночи, на рассказе о завтраке. На третий день рота ходила вялая и в полном составе спала на лекциях. Преподаватели пожаловались командиру батальона. Вечером Браток с дипломатом шел на выход из роты и плевался:

- Ппальцем деланныI!! Сппят на лекциях! Я вас заставлю Родину любить, нафикеемать!

Гласов уехал домой. На то чтобы заставить нас полюбить Родину, у него оставалось еще три недели.

Четверг прошел спокойно, В пятницу уехали на сборы спортсмены. Братку пришлось срочно взяться за внутреннюю службу. В субботу рота заступала дежурным подразделением по гарнизону. В этот день Браток появился в роте за пятнадцать минут до подъема. Мой комод стоял дежурным по роте. Дневальными были трое залеmчиков из разных взводов.

- Ну, Браток, пойдем посмотрим порядок, - Гласов взял Черышева за руку и повел в туалет. В туалете стоял Грамов и черенком от лопаты, на котором была намотана тряпка, пробивал забитое очко.

Браток обожал Грамова за то, что тот все время залетал и ежедневно нуждался в воспитании и лишении очередного увольнения.

- А, Лешик, нафикеемать! - заулыбался Браток - Как дела?

- Хлюп, хлюп, - чавкнула в унитазе палка, и Грамов, подозревая неладное, ответил, - Нормально.

Браток заулыбался еще шире и заговорщически подмигнул Черышеву.

- Ты работай, Браток, работай, - теперь Гласов подмигнул Лешке. Так они стояли минуты две или три.

- Давно он вот так тыкает? - спросил Гласов.

- С пяти часов, - соврал Черышев. На самом деле Грамов безучастно засовывал палку в очко с половины четвертого. Для Братка этого оказалось достаточно.

- Чтоо?! С пяти часов?! До семи?! - было почти уже семь часов. - Ааа! Оппять этот пблядский абортарий! Смотрите, смотрите сюда,   товарищ курcaнт!

Браток скинул с себя китель, закатал рукав рубашки и с размаху запустил пятерню в дерьмо. Вытащив коричневый колобок, он торжествующе заорал:

- Что, нафикеемать?! Не нравится грязная работа? - и швырнул куличиком в белый кафель. Снова запустил руку вниз, вытащил горсть и размазал ее по стенке. - Что вы морщитесь, что морщитесь? Вот как надо действовать! Дневальный, что вы застыли? Убирайте! Дежурный! Мыло и одеколон!

Черышев выбежал в коридор. Я в это время шел по малой нужде в туалет. Дневальный спал стоя, часы показывали 7.05. Рота должна была подняться пять минут назад. Я хотел тряхнуть спящего сотоварища, но тут из умывальника вылетел Черышев и пронесся мимо спящей службы с ошарашенными глазами. Я пожал плечами и пошел дальше. В туалете нарисовалась жуткая картина: из угла в угол нервно прохаживался Браток, одна рука у него была по локоть в дерьме. Оно же было размазано по стенам. Тут же стоял Леша Грамов и держал в руке здоровый дрын.

«Или по башке дадут, или говном кинут», - подумал я и дал задний ход. Делать свои дела сразу расхотелось, и я тихонечко поплелся к кровати. Навстречу проскакал Черышев. Дневальный продолжал спать стоя. А Браток не унимался:

- Что, Лешик, в увольнение идешь завтра?

- Наверное…

- Что за "наверное"? Ты что, не военный человек, что ли? Отвечай: так точно или никак нет.

- Так точно.

- Хрен ты угадал! Никак нет! Я вас лишаю очередного увольнения! Потому что вы - бородавка на моей заднице! Что? Не слышу, нафикеемать!

- Есть лишение очередного увольнения!

- Работайте, товарищ курсант, работайте! Вас заметят!

Браток привел себя в порядок и пошел контролировать подъем роты. Нас только что подняли. Гласов шустрил вокруг кроватей и аэрозолил:

- Куда? Я же учил вас: со второго яруса - на шею товариша! Что за пблядский абортарий.  Куда ты прыгаешь? Я же учил! А страна нуждается в героях!

После обеда Братка вызвали к телефону. Подходя к дневальному, он хихикал.

- Я, товарищ полковник.

- Никак нет, товарищ полковник, - говорил Браток и улыбка на его лице таяла. - Не могу, товарищ полковник. Мы дежурное подразделение. Он стоит в наряде и лишен очередного увольнения. Так точно. Я командир роты. Никак нет, не могу, товарищ полковник. Есть. Есть. Есть доложить, - и он шваркнул трубкой по телефону. - Ааа! Нафикеемать! Родину ппредали! Старшина!

Старшину ко мне! Сержант, слушай сюда! Этого уеплета, Грамова, в наряде заменить, в парадную форму переодеть, в книгу увольняемых записать и ко мне! Ааа!

Грамов в тот день единственный из роты ушел в увольнение. Браток несколько часов просидел в канцелярии. Мы драили роту, а у него был кризис жанра.

Перед самым ужином все всколыхулось.  Для дежурного подразделения поступил сигнал «Сбор». Браток выбежал из канцелярии с воплями:

- Внимание! Все бросить! Всех вызвать! Роте строиться! Пполучаем каски, автоматы, по два магазина к каждому!

Здесь случился залет. Каски неделю уже валялись в подвале. Там их маркировал Лиманов. Сейчас он был на складе и получал белье для роты. Но на складе посыльный Лиманова не нашел. Рота стояла в полной экипировке, за исключением стальных шлемов. Время шло, выдвигаться без касок было нельзя: форму одежды определял приказ начальника гарнизона. И Браток нашел виновного:

- Дежурный! дежурный по роте! Ппочему каски в пподвале?! Ппочему не доложили?! Ввы ппонимаете, что вы сделали? Уже в небе «Ппершинги» летят, а вы!.. Вы!.. Убью! - Браток выхватил из кобуры пистолет и побежал на Черышева. Комод скакнул в комнату для хранения оружия, неправдоподобно быстро закрыл себя на замок и спрятался за пирамидами.

- Убью гада! - Браток вопил и тряс решетчатую перегородку. Лиманова нашли, но ключа у него не оказалось. Он его потерял. Несколько минут Браток бегал за каптером с топором по подвалу, а потом изрубил дверь в кладовую. Рота получила каски и побежала к месту сбора.

Это была просто тренировка. Но в нужное время мы не уложились. В понедельник Гласов ходил к шефу на разбор полетов. Весь день он не улыбался, а вечером приказал старшине за ночь закончить возню с касками и поднять их в расположение. Каски не подняли ни во вторник утром, ни в пятницу вечером. Лиманов заболел, его увезли в госпиталь. В субботу роту опять назначили дежурным подразделением и подняли по тревоге. Браток буянил. Взял топор и бегал за старшиной. В конце концов он изрубил дверь в кладовую еще раз. Рота снова опоздала. После второго залета Браток взялся за каптеров во главе со старшиной роты. Он ставил их в строй, гонял на занятия, а старшине говорил:

- Ну с кем работать? Одних дебилов набрали во главе с тобой.

Неожиданно в роте случилась ревизия. Обнаружилась недостача имущества. Браток не погнал каптеров учиться, и к вечеру недостачи не было. Гласов плюнул на детей подземелья и вернулся к борьбе за распорядок дня. Борьбе он посвящал каждую свободную нашу минуту. И несвободную тоже. По пять часов в день мы стояли в строю и слушали «стат ната» Гласова. Выход из отпуска Майера приближался раздражающе медленно. Во время отпуска у него появилось прозвище: Папа. Теперь мы называли так Майера всегда. Даже когда спустя несколько месяцев он сдал должность.