|
С. Мосякин. ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ (отрывки из дневника будущего офицера) - 11 - |
|
Когда у тебя есть работа, время идет быстро. В армии работа есть постоянно. Если ее нет, то твой начальник для тебя договорится. Поэтому время в армии летит. Я не успел оглянуться, как наступила зима. Природа изменилась, и наша жизнь тоже. Мы попритерлись друг к другу, перестали побаиваться офицеров, и теперь позволяли себе роскошь над ними смеяться. Втихаря, конечно. Мы напридумывали им прозвища, причем всем. Прозвища подбирались по внешности и чертам характера. Варианты были разные. Если кто-то из офицеров батальона был, по нашему мнению, толстоват, мы так и звали его: Толстый. Если толстяка хотелось окрестить утонченно, то говорили «Худой». Комбата, который гонял нас немилосердно, не щадил и заставлял работать на износ, называли ласково: Коля. Капитан Глотов был смуглолиц, черноволос и всегда абсолютно спокоен. Поэтому звался он «Гойко Митич» (Гойко МИТИЧ - популярный В 70-80 годы киноактер, известный исполнением ролей индейцев в вестернах). Своего командира взвода мы звали Юрой. Юра был любимцем батальона. У него были хорошие отношения с офицерами, и он умудрялся никогда не портить жизнь взводу: не устраивал бестолковых построений, не наказывал всех из-за одного и часто шел навстречу в шкурных делах. При этом мы его почти не видели. Всю его работу делали сержанты. А он появлялся несколько раз в день, пять-шесть минут беседовал с замкомвзводом, говорил ему на прощание: - Я на складе, - и исчезал. - А на каком? - спрашивал его Фиронов. - На том же, - отвечал Юра. Не доставал больше Браток. Майер вышел из отпуска, и Гласов занимался теперь только первым взводом. Незаметно закончился первый семестр. Грянула экзаменационная сессия. Завтра предстояло сдавать зачет по физике. А сегодня стояла чудесная солнечная погода. Ночью шел снег, деревья были присыпаны им и казались большими лежащими на земле снежинками. От воздуха кружилась голова. И ощущение это было не у меня одного. Взвод стоял в коридоре учебного корпуса. Начиналось занятие по авто подготовке. Из глубины коридора стремительно приближался полковник Брушницкий. Мы звали его Хорунжим. Хорунжий был замечателен тем, что мог разговаривать, используя только два слова. - Равняйсь! Смирно! - скомандовал Фиронов и доложил, - Товарищ полковник, представляю четвертый взвод второй роты в количестве двадцати восьми человек для занятий по автоподготовке. - Бгэ! - рявкнул Хорунжий. При этом первый и третий звуки были у него русскими, а второй - английским с характерной картавостью. - Здравия желаем, товарищ полковник! - ответили мы. - Бrэ! - Вольно! Мимо поспешила лаборантка с кафедры: - Доброе утро, Ростислав Сигизмундович! - Бгэ! Он внимательно обвел нас взглядом. Мы держали в руках шинели. Это было запрещено. - Чимпендосы! - сказал Хорунжий. Он разделил взвод пополам. Группа, где был я, отправилась в парк, на изучение материальной части. В парке нас встретил молодой майор. Тихий голос, которым он подал команду «Вольно!», изобличил в нем не командира, а инженера. И еще одна деталь говорила в пользу этой догадки. Брюки его снизу были подпачканы, каблуки на ботинках сбиты, шинель когда-то порвана от нижнего среза до самого пояса, а теперь аккуратно зашита. Настолько аккуратно, что шов я заметил случайно. Майор проверял группу по списку: - А. .. Асан... Асан... - он чуть заикался и не мог прочитать фамилию. - Асангалиев. Я! - Б- Бесканов! - Баскаков. Я! - Васька заулыбался. - П-Палов! - эту фамилию он произнес легко. - Я. .. - обычным умирающим голосом отозвался Палец. - К-кого не назвал? - М-меня, - взводный поэт Юрка нахмурил брови и надул губки. Его, маленького, всегда забывали и не замечали. Почти каждый дежурный по училищу, проверяя ночью роту, не верил, что в Юркиной кровати кто-то спит. Такая она была пустая - и шарил руками под одеялом и подушкой. Юрку в итоге будили, зато выяснялось, что он не в самоходе. - К-кого? - переспросил майор. .. - М-меня. К-ксант Мцквч. Юрка тоже слегка заикался, а когда волновался или злился, проглатывал гласные. - А-а. Мцквч... - протянул майор. Что-то все равно не било с именным списком. - Мцквч... - здесь нет такого. - Мицкевич, - фыркнул Васька. Он выключил звук И надрьrвался от хохота. - А-а. Мцквч. П-понятно. Т-товарищи к-курсанты. У к-кафедры к вам большая просьба: п-помочь в изготовлении стенда. Но для этого сегодня придется отклониться от темы… - Да ладно. Что делать-то? - согласился Васька. Нас отвели в теплый бокс. Там на огромном стеллаже лежали разобранные до винтиков движки. Работа была несложная: перемывать детали в соляре. Майор выдал комбинезоны, мы переоделись и взялись за дело. Палец возился в углу. - Эй, ты что шаришь? - позвал Васька. - Да тут весь комбез рваный. Сейчас. Зашью по-быстрому… Железки проворно купались в корыте. Помогал нам прапорщик. Прошел час. - Ни фига себе, а где ж Палец-то? - удивился Васька. - Палец? - прапорщик вытащил из ванны железный стержень, - Вот он. - Не тот. - А какой еще... Тут только один... - У нас есть свой, взводный. Палец, ау! Прапорщик не понял, в чем дело, пока мы не стали искать Пальца по закоулкам. Он был найден спящим в бронетранспортере. - Вы что, все знаете? - спросил его майор. Ну, такой движок я разбирал, - снисходительно прогундосил Палец. Комбинезон он так и не надел, на кителе у него был прицеплен значок «60 лет за рулем». - Одевайте комбинезон и марш ко взводу. Палец оделся. Одна штанина его комбинезона была порвана, оторванный клок болтался на ягодице. Палец невозмутимо застегнулся и засунул руки в соляру. В следующие три часа случилось множество нестыковок. Группу отправили на практическое вождение. Вообще мы должны были водить на автодроме, но в этот день нам разрешили поездить вдоль училищного забора. Началось с того, что Процен побил инструктора-прапорщика. Тот врезал ему подзатыльник за плохой поворот и еще обругал, а Процен поправил шапку и дал прапорщику в глаз. Инструктор сбежал из кабины и пожаловался Хорунжему. Хорунжий долго беседовал с Проценом. До нас долетало «мать», «бrэ» и «чимпендос». Потом Вовка Хлыщев - единственный с правами всех категорий в нашей группе - почему-то поехал не вдоль забора, а конкретно поперек и завалил бетонную плиту. Хорунжий Вовку вызвал и пятнадцать минут на него орал. День был явно не для вождения. Прямо под носом сотрясал рычанием воздух Хорунжий, а завтра предстояло сдавать зачет. Больше всего не хотелось чем-то рулить. С такими мыслями я залез в кабину. Ездил я ужасающе долго, думал обо всем, только не о дороге, и постоянно ошибался. Мой инструктор регулярно нажимал на педаль тормоза, хватался руками за голову и зажмуривался. Три попавшиеся встречные машины благополучно шарахнулись в сторону. Когда вернулись в исходное положение, инструктор побежал к Хорунжему. Я видел, что он показывает на меня пальцем, стучит кулаком по лбу и крутит пальцем у виска. Подходя к Хорунжему, я приготовился ко всем возможным военным ужасам. - Чимпендос! - сказал Хорунжий и поставил мне за занятие двойку. «Обошлось», - подумал я. Настроение стало хоть куда. Я с радостью думал о том, что мне не придется, как Вовке, восстанавливать разрушенный бетонный забор. На следующий день объявились спортсмены. Их программа была насыщенная: сдать девять экзаменов и зачетов за пять дней и уехать в отпуск на неделю раньше остальных. Сначала они пошли с нашим взводом на физику. Ее принимал Штейман. Это был серьезный мужчина лет тридцати пяти, кандидат наук. Фиронов изо всех сил собирал досье на него и выяснил, что найти подходы к Штейману можно. Он был фанатом футбола и «Спартака», обожал вымпелы, значки, шарфы, шапочки с символикой, а еще любил сигареты «Мальборо», красивые зажигалки и кока-колу. Каждый раз, когда ему перед экзаменом дарили гору спартаковских сувениров, блоки сигарет, выставляли на стол колу, шикарную пепельницу и эксклюзивную зажигалку, он аккуратно складывал сигареты в дипломат, одну пачку и всю колу уничтожал здесь же, во время зачета, ставил половине взвода двойки, благодарил, забирал зажигалку и уходил. И никто не знал, как Штейман принимает без «Мальборо» и без кока-колы. Из первой восьмерки двойки получили двое. Начало, было неплохое. Следующим заходил я. Именно перед моим заходом нарисовались чемпионы. С ними объявился подполковник, старший преподаватель кафедры физподготовки и спорта - буксир. Он построил их в коридоре и скомандовал: - Равняйсь! Смирно! Материал выучили? - Так точно! - ответили спортсмены. - Тогда вольно. Дверь класса открылась, и вышел взмокший Потряс. - Ну, что? - спросил я. - Стандарт, длинный, три очка. Ни пуха тебе. - К черту! Я зашел в кабинет, следом заполз на буксире спортсмен. Я вытащил билет, спортсмен тоже. Подполковник с кафедры пару минут шептался со Штейманом. Штейман успевал курить "Мальборо". - Ну-с, - сказал Штейман, - Кто у нас здесь многоборец, начнем. У вас сегодня еще один зачет, поэтому иду навстречу вашему наставнику, и с вами в первую очередь… Пожалуйста, товарищ курсант. И первый пошел. Спортсмены отвечали один за другим, быстро и одинаково. - Итак, дружище, что вы можете доложить по первому вопросу? - спрашивал кандидат наук. - Ну… - отвечали ему. - Понятно, - соглашался Штейман. - Слушаю второй вопрос. - Э-э-э… - говорил спортсмен. - Достаточно. Показывайте решение задачи, - говорил Штейман, забирал листок с ответом и убирал его в папку. - Ну-с, что вы еще можете мне рассказать? - Я знаю, как устроена атомная бомба, - докладывал спортсмен. - Да? - удивлялся Штейман, - Очень интересно, я слушаю. Как только Штейман слышал что-нибудь про критическую массу, он говорил: - Достаточно. Я вижу, что в военно-прикладных вопросах физики вы ориентируетесь хорошо. А это самое главное. Ставлю вам - он смотрел на преподавателя с кафедры, тот кивал - Ставлю вам «хорошо». И так было восемь раз. Но девятым в кабинет зашел Боря. - А еще я знаю, как устроена атомная бомба, - вовремя объявил он. - Да ну? - искренне удивился Штейман. - Рассказывайте. - Нууу... в общем... Это... - Боря затормозил. - Ладно, не надо. Лучше скажите вот что... Вы что заканчивали? - ПТУ. - Отлично. Какая специальность? - Электрик я. - Превосходно. Вот и расскажите про закон Ома для участка цепи. - Эт самое… - сказал Боря и замолчал. - Хорошо, оптимистично потер руки Штейман. - Ну" а как работает трансформатор? - Да это ж все знают, - Боря сложил губы трубочкой, - Вот так: у-у-у-у-у. - М-да. Ну, это тоже правильно. А скажите мне, товарищ курсант, из чего сделан эбонитовый выключатель? - Не знаю, - промычал Борька. Штейман бросил красноречивый взгляд на подполковника, тот понял и бросился на помощь: - Ну, товарищ курсант, не спешите. Вот скажите: из чего сделан каменный топор? - Из камня. - Правильно. А из чего сделан эбонитовый выключатель? - Не знаю. - Ну, это ведь не главное, - как бы невзначай произнес Штейман. - Хорошо, последний вопрос. Скажите, товарищ курсант, а, почему батареи отопления в домах устанавливаются внизу, у самого пола? - Понятно почему, - заулыбался Боря. - Кто ж такую тяжесть к потолку тягать будет? - Что ж, правильно, - задумчиво протянул Штейман. - Вот видите, вы все знаете, не надо было волноваться, - он бросил вопросительный взгляд на подполковника, тот энергично закивал,- Ставлю вам «хорошо». Когда последний спортсмен вышел, Штейман принялся за нас. Из пяти следующих курсантов трое получили двойки. Я вырвал трояк и был доволен: отпуску еще ничто не угрожало. Во взводе двойку получил каждый третий. В конце зачета Штейман приветливо улыбался и, долго благодарил нас. Пожав руку Порошину, он откланялся. Физику мы успешно пересдали. Командир взвода сходил на кафедру, пошушукался со Штейманом, и тот через день пришел к нам в класс. Из сдававших в этот раз половина тоже получила двойки. Тогда Юра пошел на кафедру снова, и Штейман посетил нас опять. В общем этот барьер мы преодолели. |
|
С. Мосякин "Хроники" | предисловие | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | 17 | 18 | 19 | ------------------------------------------------------------------------------------------------ С. Мосякин "Странные люди" | 1 | 2 | 3 | 4 | 5 | 6 | 7 | 8 | 9 | 10 | 11 | 12 | 13 | 14 | 15 | 16 | ------------------------------------------------------------------------------------------------ |